- С кем? – начальник городской стражи, толстый краснолицый человек, прекратил вытирать вечно потевшую шею платком, и уставился на дежурного офицера.
- С ишаком, господин начальник.
- И что ответил ему ишак? – ехидно поинтересовался толстяк, подкручивая левый ус – это был признак наивысшего раздражения.
- Не могу знать, господин начальник. Но после этого этот ишак каким-то образом рассказал другим ишакам о том, что хозяева с ними плохо обращаются. И тогда началось страшное. Ишаки отказывались работать, если их не покормили. Замыкались в себе, если на них наорали или ударили. Словом, всем своим видом, требовали к себе уважительного отношения.
- Что ты несешь? – гроза все-таки разразилась. Пунцовый от злости начальник орал на офицера, брызгая слюной и размахивая руками – Что ты несешь? Как мог ишак, что-то рассказать другим ишакам? Я знаю единственного ишака умеющего говорить, и он стоит передо мной и мелет всякую чушь.
- Виноват, господин начальник, но факты говорят сами за себя. Ишаки начали себя так вести именно после того разговора.
- Допустим. И что же сказал тот незнакомец тому ишаку? – елейный голос начальника не предвещал ничего хорошего.
- Этого тоже никто не знает. Все думали, что он сошел с ума, а оказалось…
- У ишака спрашивали?
- Никак нет – замялся офицер – не успели.
- Вон! – начальник стражи был такого цвета, что казалось еще мгновение, и он лопнет – Вон отсюда и чтобы духа твоего здесь не было! Развели тут!
Офицер выскочил за дверь и так и не узнал, что они развели. Он не успел сказать главного. Он не успел сказать главного, то, что могло еще всё изменить.
На другой день сцена у начальника стражи повторилась с другим офицером. Тот доложил, что у рыбаков перестала ловиться рыба. Ни на удочки, ни в сети, ни в самые хитрые ловушки, не удается поймать ни одной рыбки, разве что мальков, которых даже коту жаль отдавать. Ходили слухи, что утром того дня, к одному мальчишке, что удил рыбу с городского моста, подошел тот же человек и попросил отдать ему небольшую рыбку, только что пойманную пацаном. Мальчуган отдал. Незнакомец что-то пошептал рыбке и отпустил её в море. Всё. После этого рыба стала вести себя очень разумно. Ни одна стая не перемещалась с места на место, не выпустив вперед разведчиков. Именно их иногда и удавалось поймать, пока стая со стороны наблюдала, как рыбаки вытаскивают пустые сети. Начальник опять наорал и выгнал докладчика. И тот не успел рассказать ему главного.
Через день взбунтовались женщины. Они такое задумали, что и произнести страшно. Говорили, что тот же самый человек, что в предыдущие дни испортил ишаков и рыбу, о чем-то мило побеседовал с годовалой дочкой чайханщика. А она уже рассказала всё своей матери и пошло, поехало. Как могла что-то рассказать кроха, которая умеет произносить всего несколько слов, никто объяснить не мог. Но факт, остается фактом.
- Это всё? – начальник стражи испепелял взглядом, съежившегося офицера.
- Нет. Вам не сказали самого главного.
- Чего?
- Этот человек, тот самый поэт.
- Тот, которому неделю назад отрезали язык? И который перед казнью сказал, что истинное слово не нуждается в произнесении вслух?
- Да.
- Но как он мог что-то сказать? Он же может только мычать.
- Истинное слово, господин начальник. Перед казнью предупреждали, что поэт знает такое слово.
- И что же теперь делать?
- Ничего, господин начальник. Всё уже сделано. Слово произнесено трижды. Теперь ничего не изменить.
На этом история заканчивается. Я бы мог её продолжить. Но тогда из неё исчезнет главное. То, чего не отрезать.
