Другой мужик решил добрым стать. Такие добрые дела вершил, что до него никому и не снилось. Прославился своей добротой на весь свет. А и то, ведь как сделает доброе дело, так сразу всем и известно, кто сделал. Пошла молва о нем, как о самом лучшем добряке. Я же думаю, что не получилось у него с добротой. Доброта она ведь сама по себе хороша, а еще лучше, когда сделавший добро в тени остается.
Еще один мужик (что -то сегодня про мужиков все истории, в другой раз про баб запишу) матершинником заделался. Так загибал, что прямо пиздец какой-то. Ни хуя до него никто так заебись крыть многоэатжно не мог. Но что за беда, сколь мужик не материться, а никто не замечает. Люди детей приводят послушать, как складно мужчина матом разговаривает. И что тут скажешь? Другой-то ведь и слова скоромного не скажет, а слушаешь его, как говна наелся. И как после такого матюжником звать того, от чьих слов хорошо?
Сколько ты не тужься, не рви жилы, а супротив сути своей не совладаешь. Родился вором, так хоть ты и не украл ничего, а на тебя все думать будут. Матом тебе проще говорить, чем воздухом дышать, так ты хоть институт благородства с отличием закончи, а будет твоя речь с мата на мат скакать, пусть и слова все цензурные. А уж про доброту и говорить нечего.
Я вот тут решил, что смогу писать, так как не писал прежде. Да потом вот эти истории записал и подумал, что даже если я совсем писать перестану, то ничего это не изменит.
Видимо на роду мне писать сладенько, да гладенько и себя любимого прихваливать. И никуда мне от ентого не спрятаться.