И вот куплена нотная бумага, чернильница полна, перо заточено. Маэстро торопился, рвал бумагу, перечеркивал записанное, он боялся пропустить хоть что-то, забыть. Пропустить и забыть нельзя, ведь тогда мелодия вернется, и снова будет мучить его. И снова будет мучить, мучить, мучить.
Свершилось. Кипа исчерканных листов, догорающая свеча потрескивает слева, и тишина, долгожданная тишина. Маэстро не верил, что он смог. Рука автоматически обмакнула перо в чернила и зависла над листом, над листом, где была записана финальная фраза. Изящный переход в другую тональность с одновременной сменой ритма. Эта часть далась особенно трудно.
Как же тихо. Как хорошо. Маэстро наслаждался. Он наконец-то забыл эту мелодию, он не помнил ни одной ноты. Но в этом не было ничего страшного. Мелодию помнила бумага.
Тучная капля повисла на кончике пера. Она раскачивалась и тяжелела, тяжелела, пока не сорвалась и не расплылась огромной кляксой. Клякса залила треть листа. Записанное было потеряно безвозвратно.
Его нашли через несколько дней. Обезумевшего от постоянного повторения одной и той же музыкальной фразы, которую он никак не мог закончить.
