Сидор Кузьмич бдительно крякнул и одухотворенно просвекровил шальным шепотом: «Грабленостопыыыыыыыы...»
Куртуазно поднялся вглубь брюхатый комбайн-самокритик.
Солнце икало над изумленной радугой.
Невозможный иллюминатор влажным абажуром огласил.
Пиарно и склифосовски шаурмер слушатель.
Василиска неудержимо вдохновляло.
