Навстречу летело, едва не задевая земли, Чучело. Оно было одето по последнему стону моды. Легкое пальтецо синего цвета, в тон оригинальная шляпка, шею маскирует небрежный контрастный шарфик. Немного крикливо, но все в меру. Ярко нарисованные глаза, синие губы, лицо бледновато голубовато. И перчатки на руках. Что-то невообразимое. Где Чучело умудрилось так нарядиться – загадка. И как оказалось в центре города? Чучело старательно делало вид, что шагает. Это сложно, когда у тебя нет ног. Но на Чучело никто не обращал внимания. Оно и радо стараться. Таращит пустые глазища, по сторонам пялится. На меня уставилось, но ничуть не смутилось тому, что я его узнал, и поплыло дальше. Нелепым и гордым пятном.
Три бабули. Две, что помоложе, ведут под руки совсем дряхлую. Она трясет головой и громко, перекрывая шум машин, вещает: “Сахару не надо. От него грусть. Кусок лимона положить на язык и подождать пока не поднимется настроение”. На мудрую вещунью никто не обращает внимания, но ее это не волнует, и она озвучивает очередной экстравагантный совет.
Липы распустились, в буквальном смысле этого слова. Бессовестно пристают к прохожим новорожденной листвой и цепляются ветками. Внутри лип поют невидимые птички, громко и однообразно. Может тоже раскрывают на птичьем какие-то секреты.
Шагается легко и широко. И дышится приятно. Прохожу мимо нарядной яблони, а от нее несет жаренной картошкой. Из окна первого этажа слышится канонада газов из кишечника невидимого картофельного кулинара, и песня про «миленькогомоего».
А сейчас за окном глубокая ночь. Редкие окна светят в доме, напротив. Шумит вдалеке автомобиль-торопыга, спешит куда-то. Где сейчас все, кого я встретил вечером? Вернулось ли на свой огород Чучело? Чем заняты три старушки? И нашли ли покой заблудшие души? Мне это неизвестно, да и не очень интересно. Это вечер уже растворился в Вечности. Без следа.
