ОрОтория
Для хорошего хора нужны разные голоса, чтобы зазвучало как следует. Меня голоса поджидали у входа в парк, разминались неспешно. Да и куда им спешить, зима еще в силе, и весна на пороге – пой не хочу. Они хотели.
Есть неубедительные отговорки по поводу того почему тот или иной человек не поет. Слуха нет. Голоса нет. Не умеет петь. При этом человек говорит голосом, слушает ушами – вроде как годен. Да и мнение имеет по поводу чужого пения. Значит различает. Но сам – ни-ни. Причина понятна – боится глупо выглядеть. Потому что пение выдает в человеке все самые тайные его достоинства и пороки. Особенно если поешь от души. Поют все. Просто некоторые предпочитают это делать вдали от других ушей и глаз. И напрасно, кстати. Если кому-то не глянется как ты поешь, то это его сложности. В крайнем случае попросит заткнуться. Меня ни разу не просили. И все потому что я очень люблю петь. Когда что-то делаешь с любовью, то это убеждает. Вопреки отсутствию данных, таланта и достойного репертуара. Особенно, если очень хочешь.
Первыми меня встретили тенора. Взяли для пробы пару высоких нот, чем повергли мое удивление в состояние эстетического шока. Потом вступили баритоны. Эти знали себе цену и после каждой пары тактов проверяли осанку и стать. Подключился бас. Да так убедительно, что заткнулись все. Бас не форсировал звук, прекрасно понимая, что его в любом случае услышат. Хор настраивался и распевался.
Подпустили меня поближе. И жахнули так, что с кленов полетело все, что не успело облететь за зиму, а выходивший из парка кот на всякий случай зарылся в сугробе. Это была оратория. Что-то из классического наперебой. Волосы у меня встали дыбом, по телу устроили скачки мурашки. В ушах звенело. Хористы старались. В кармане попытался оповестить о звонке мобильный, но устыдился несвоевременности и заткнулся. Правильно сделал, я бы все равно никого не услышал.
Вороны пели хором. Слажено и самозабвенно. Нарушая ритм и пренебрегая законами гармонии. С чистого неба заморосил снег, вел он себя странно, не долетая земли, поворачивал куда-то в сторону и исчезал. На фоне растерянного снега взошла небольшая, но нарядная радуга.
Прилетел ветерок, уселся на сонной елке и увлеченно стал раскачиваться. А вороны пели. Тенора иногда переходили на визгливое мяуканье, баритоны едва не кукарекали, а бас (им оказалась сама маленькая и невзрачная ворона) ухал как спятивший филин.
Стихло разом. Словно невидимая рука дирижёра скомкала звуки в кулак и швырнула под ноги.
Исполнители замерли, я зааплодировал и завопил: “БРАВО!!!”. Где-то за спиной с грохотом и матами навернулся лыжник. Вороны расхохотались, начали чинно раскланиваться и переговариваться. О мою ногу потерся заснеженный кот, видимо я лучше всего подходил для отряхивания от пережитого в сугробе.
А где-то далеко-далеко, в каком-то неведомом времени, в заброшенной галактике без номера, на берегу чего-то там не похожего на водоем, но текучего и журчащего, сидел шестиухий разнокрылый нашпурианин, и не понимал, что с ним происходит. Неужели и до него дошло?
Равноденствие. Излет марта. Оратория для хора ворон, кота в сугробе, упавшего лыжника, радуги, снега и ветра. А еще отдельно взятого Эхо, непонятно почему забредшего в этот парк.
Есть неубедительные отговорки по поводу того почему тот или иной человек не поет. Слуха нет. Голоса нет. Не умеет петь. При этом человек говорит голосом, слушает ушами – вроде как годен. Да и мнение имеет по поводу чужого пения. Значит различает. Но сам – ни-ни. Причина понятна – боится глупо выглядеть. Потому что пение выдает в человеке все самые тайные его достоинства и пороки. Особенно если поешь от души. Поют все. Просто некоторые предпочитают это делать вдали от других ушей и глаз. И напрасно, кстати. Если кому-то не глянется как ты поешь, то это его сложности. В крайнем случае попросит заткнуться. Меня ни разу не просили. И все потому что я очень люблю петь. Когда что-то делаешь с любовью, то это убеждает. Вопреки отсутствию данных, таланта и достойного репертуара. Особенно, если очень хочешь.
Первыми меня встретили тенора. Взяли для пробы пару высоких нот, чем повергли мое удивление в состояние эстетического шока. Потом вступили баритоны. Эти знали себе цену и после каждой пары тактов проверяли осанку и стать. Подключился бас. Да так убедительно, что заткнулись все. Бас не форсировал звук, прекрасно понимая, что его в любом случае услышат. Хор настраивался и распевался.
Подпустили меня поближе. И жахнули так, что с кленов полетело все, что не успело облететь за зиму, а выходивший из парка кот на всякий случай зарылся в сугробе. Это была оратория. Что-то из классического наперебой. Волосы у меня встали дыбом, по телу устроили скачки мурашки. В ушах звенело. Хористы старались. В кармане попытался оповестить о звонке мобильный, но устыдился несвоевременности и заткнулся. Правильно сделал, я бы все равно никого не услышал.
Вороны пели хором. Слажено и самозабвенно. Нарушая ритм и пренебрегая законами гармонии. С чистого неба заморосил снег, вел он себя странно, не долетая земли, поворачивал куда-то в сторону и исчезал. На фоне растерянного снега взошла небольшая, но нарядная радуга.
Прилетел ветерок, уселся на сонной елке и увлеченно стал раскачиваться. А вороны пели. Тенора иногда переходили на визгливое мяуканье, баритоны едва не кукарекали, а бас (им оказалась сама маленькая и невзрачная ворона) ухал как спятивший филин.
Стихло разом. Словно невидимая рука дирижёра скомкала звуки в кулак и швырнула под ноги.
Исполнители замерли, я зааплодировал и завопил: “БРАВО!!!”. Где-то за спиной с грохотом и матами навернулся лыжник. Вороны расхохотались, начали чинно раскланиваться и переговариваться. О мою ногу потерся заснеженный кот, видимо я лучше всего подходил для отряхивания от пережитого в сугробе.
А где-то далеко-далеко, в каком-то неведомом времени, в заброшенной галактике без номера, на берегу чего-то там не похожего на водоем, но текучего и журчащего, сидел шестиухий разнокрылый нашпурианин, и не понимал, что с ним происходит. Неужели и до него дошло?
Равноденствие. Излет марта. Оратория для хора ворон, кота в сугробе, упавшего лыжника, радуги, снега и ветра. А еще отдельно взятого Эхо, непонятно почему забредшего в этот парк.
